Жара не спадала вот уже вторую неделю. Солнце раскаленным золотом проливалось на крыши и улочки Суфы, загоняя даже самых стойких в тень. Бесс, гонимый духотой и нестерпимым зноем, оставался ночами в беседке, спал на мраморном полу, распластавшись и вдыхая свежесть ночной прохлады ртом, словно рыбеха, выброшенная рыбаком на берег. Дворец словно большое вьючное животное, замедлил свой ход, погружаясь в полуденную дрему, завеса марева накрывала древние стены и коридоры,  усмиряя всякий громкий звук. Он падал в обморок лишь единожды, после продолжительного пиршества в честь приема послов, на котором Бессу посчастливилось порадовать гостей своим талантом. Пять танцев к ряду, Бесс никогда не был так окрылен и горд собой, готовый услужить царю и услышать еще и еще хвалебные речи в свой адрес, мальчишка кружился и проливался прохладным ливнем на каменные гладкие плиты залы, звенящим ручейком стекал по стенам и выступам, обласкивая взглядом своего царя. Он безмерно был благодарен судьбе за такой подарок с того самого дня, с той минуты, когда узнал, что принадлежит великому Салару. Ни единой ночи не проходило у Бесса без мольбы за здоровье своего покровителя и господина, он отвечал любовью на заботу и комфорт, которыми был щедро наделен. О, Бесс танцевал бы и дальше, не распахни тьма свою пасть перед ним во время перерыва. Наложник очухался лишь после ведра холодной воды, с горечью сознавая, что слабость велика настолько, что сил встать нет.
Как же была велика его радость, когда ему приказали собираться в путь. Лучшие наряды, коробочки с маслами и притираниями,  бальзамы и украшения- Бесс перебирал подарки, гадая, что нравится его царю. Прошло несколько месяцев, а Салар ни разу не обратил своего внимания на наложника. Сколь бы отчаянными не казались сейчас попытки мальчишки, он понимал одно - внимание царя в гареме стоит баснословно дорого и его шансы не так велики. По крупицам Бесс добывал информацию о господине, узнавая из чужих уст о привычках и пристрастиях того, к кому так стремился. Он не грезил любовью царя, но лишь толикой внимания, способного уберечь от невзгод и коварства обитателей гарема.
На рассвете дворец Суфы изрыгнул длинную колонну, окруженную бесчисленным количеством телохранителей царя. Яркий блеск начищенной стали, триумф походного рога, бой барабанов. Бесс в числе свиты царя покинул терзаемую зноем Суфу, чтобы окунуться в прохладу межгорного плато, спрятанного от палящего солнца высокими заснеженными горами. Едва расположившись в отведенной ему комнатке, которую он делил с тремя такими же наложниками, Бесс выведал у прислуги кратчайший путь до соколиных вольеров. За плату, бесспорно весьма дорогую, Бесс покинул территорию гарема и дворца, тайно, опасаясь гнева царя. Рубиновая заколка для волос - та плата, что он отдал солдату на часах, уже казалась ему слишком дорогой ценой за свою никчемную глупую голову, не дающую покоя ногам. Мягко ступая в туфлях темно-синего бархата по каменистому ложу ручья, Бесс тайком крался к высоким клеткам птиц, ведомый отчаянием. Шаровары на низком поясе промокли от студеной воды, когда он почти подскользнулся на камнях, рубаха такого же темно-синего шелка испачкана в песке. Мальчишка воровато оглядывался, опасаясь, что стражник опомнится и побежит следом, чтобы схватить его. Но то был лишь шум воды или ветра в кронах деревьев. Он прильнул к стволу одного из вековых гигантов, завидев неподалеку фигуру в расшитом золотом халате. Сердце предательски застучало так громко, что царь быть может его и услышал, обернувшись в сторону евнуха. Бесс приложил ладонь к губам, скрывая частое дыхание и продолжая наблюдать за своим господином из укрытия. Как же величественен он был, подобно этим птицам в клетках, что гордо держали голову, даже принимая корм из рук. Бесс решился, подошел ближе, укрываясь среди свиты царя, прилагая все усилия, дабы стать как можно менее заметным.

За спинами слуг, топтавшихся на почтительном расстоянии от царя, за их широкими плечами, одетыми в роскошь парчи и расшитого золотом шелка, Бесс ничего не видел. Лишь голоса.  Царь говорил и речь его была не напыщенной, а от чистого сердца, скорбящего об утрате любимого слуги. Слова, достойные самого благородного воина, сложившего свою голову за жизнь господина были обращены простому сокольничему. Бесс внимал каждому звуку, ропоту и одобрительному кивку, порой приподнимаясь высоко на цыпочки, вставая на пальцы и вытягивая шею, чтобы рассмотреть царя. Не было в мудрости повелителя ни сомнения ни опасения, справедливость Салара становилась примером для многих сатрапов, но мальчишка хмурил брови, не понимая, как можно доверять лишь слову человека. Так ли умен царь, что одним жестом возвысил сына своего любимого слуги? Мог ли Бесс размышлять иначе, когда провел месяцы в гареме царя, просыпаясь каждый раз от постороннего шороха в комнате, повидав, что бывает с доверчивыми и открытыми сердцем.
Горизонт пожирал зелень травы и кустарников, беги без оглядки, пока хватит дыхания и то не перебежишь. Небо голубым куполом раскинулось над землей, словно огромный шатер. Даже воздух тут был другой,его запахи живее и чище, трогаешь рукой и осязаешь, как вызревает каждый лист на дереве, как испаряется влага с распаханной земли от вчерашнего дождя. - Что видят они там, за тем холмом и теми вершинами ? высоко задрав голову, Бесс приложил ладошку к глазам, ослепленными высоко стоящим солнцем, наблюдая полет сокола. Мысли оборвались резко, чья-то ладонь обхватила рот мальчишки, вторая рука легла на пояс и утянула Бесс подальше из толпы слуг. На него уставились глаза цвета темного янтаря, с хитрым прищуром в уголках черных ресниц.
- Азад,-выдохнул Бесс, напуганный до полусмерти хилиархом, статным мужчиной, лет сорока, в черном одеянии. Имя того, кто управлял аудиенцией царя Персии знал каждый, но в высшей степени невежеством было произносить его вслух. Пусть даже с губ слетел лишь полушепот. Бесс потупил взор, ему ли не знать, что рабу не дозволено быть там, где его не хотят видеть, но сделанного уже не воротишь назад, падать в ноги Азаду бессмысленно, мужчина слыл своим упрямым нравом и холодностью сердца. Однако, даже оно не устояло против чар Бесса, бездумно решившего принять однажды знак внимания - отрез дорого шелка, от халиарха.
  - Тут ли следует проводить свои часы наложнику из гарема? зашептал мужчина, не выпуская из объятий напрягшегося в миг Бесса, вжавшего даже грудную клетку, чтобы не касаться чужого тела. Не уйти и не закричать, Бесс всего лишь раб, нарушивший запрет, кто станет ручаться за жизнь евнуха теперь. Между тем Азад убрал с плечей мальчишки вьющиеся локоны, обнажая шею и проведя указательным пальцем поперек, словно примеряя для палача место удара. Бесс забился в руках, словно те голуби в клетке, которых уготовили на корм хищным птицам.
- Не бойся меня, глупый, пока я не сделал тебе ничего плохого. Тише, тише, -  сухой смех у самого уха, борода Азада, такая же черная и густая, как и волосы мужчины, щекочет шею, Бесс лишь послушно подставляет ее для ласки, переминаясь с ноги на ногу, словно вот-вот готовый сорваться прочь. Про Азада говорят всякое, пугая слухами о черной магии и жертвах, замученных заживо на священном огне, Бесс вспоминает каждый слух до последнего, негодуя на свою учтивую память. Тут сильные руки выталкивают его в пустоту, да так ловко, что нос утыкается в землю у самых сапог царя. Бесс не смеет и шелохнуться, когда слышит, что Великий обращается к нему. Заметил!!!,- сердце ухает в пятки, от страха ноги плохо слушаются, да и сказать в ответ ничего не возможно, так онемел язык. Наложник лишь смотрит в землю, слушая слова управляющего, но ничего не понимая, лишь кивая, как чучело на ветру, головой. Щеки раскраснелись сильнее прежнего, когда царь изволил обратиться к нему еще раз, с этой минуты сердце ликующе билось о грудь с удвоенной силой, словно радуясь воле господина. Бесс поклонился еще раз, запоминая каждое слово повелителя, готовый ночевать хоть на земле, лишь бы его оставили рядом с царем.
- я не могу подобрать слов, чтобы выразить свою благодарность Вам, повелитель, за то, что не отсылаете меня обратно. Молодая царица узнает о ваших подвигах, я неустанно буду рядом с Вами, мой господин, дабы рассказ мой получился красочным и живым,- осторожно произнес Бесс, ощущая отныне себя полноправным участником охоты.

Отредактировано Бесс (2012-03-18 18:57:47)

Больше за весь день на него не обращали внимания, но и пристальных взглядов и шепота за спиной было достаточно с лихвой, Бесс все таки обратил на себя толику царского внимания, его заметили и теперь все должно быть хорошо. Вечер прошел в заботах об обустройстве в Соколиной башне. Как оказалось, ни особых притираний, ни масел, ни красивых одежд в твердыне не было, жители ее с открытыми ртами провожали свиту царя, слушали рассказы дворцовых слуг и осматривали наряд Бесса. Ему выделили соломенный тюфяк и шерстяное покрывало, согревающее холодными ночами в горах, от которых даже стены Башни и протопленные помещения господ не могли укрыть. На ужин удалось раздобыть на кухне кружку молока и теплую краюху хлеба. Щедрая хозяйка угостила пригоршней сухофруктов и сыром, но подумав и осмотрев мальчишку с макушки до ног, хмуро хмыкнула и добавила к ужину плошку постного коричневого риса.
- Какой тощий, кожа да кости. Ешь давай, горный воздух творит чудеса,-краснощекая, высокая и полная, женщина размахивала половником, прикрикивая на своих помошников. Не для царского стола готовилась эта пища, простая и не замысловатая, но сытная, дающая силы для труда, однако эта женщина мнила себя не меньше, чем царским поваром, с таким видом та расхаживала по кухне. Вечер наступил удивительно рано, солнце закатилось за пологую вершину горы, укуталось в воздушные черные тучи на горизонте, уступая звездам место на небосводе.
Приближенные собрались в малом зале, чтобы насладится танцами и музыкой, обсудить предстоящую охоту и произнести тосты, восславляющие царя. Бесс глох от криков воинов и пьянел от запаха вина, разливающегося прямо из дубовых бочонков. Густое, выдержанное, оно хранилось в подвалах годами, набирая хмель. Бесс танцевал танец среди мечей, острыми жалами устремившимися к потолку. Один не верный шаг, не ловкое касание и сталь с жадностью вопьется в тело. Танец для воинов, для охотников, Бесс вытягивается в сверкающую напряженную линию, почти не дышит, прикрыв глаза, бедрами ощущая холод стали. Движения резкие, отточенные, словно мальчишка сам и есть то оружие, призванное разить врага или зверя. Все тело переливается серебром в ярком свете факелов, Бесс ощущает во рту горький привкус слюды, так старательно его натирали серебром. Быстрый и стремительный танец подобен стреле, выпущенной из лука. Музыка - ветер, шумит в ушах и ласкает слух, подгоняя. Он рухнул в опасной близости к острому краю оружия, тяжело дыша и прислушиваясь к одобрящим хлопкам и ропоту.
- Не спеши уходить, ночь на полу так ли приятна, чем ночь в мягком и теплом ложе??- руки Азада держали сильно, стирая серебро слюды с предплечий. Бесс кусал карминовые губы, почти обнаженное тело начало бить мелкая дрожь, совладать с которой не было сил. Евнух лишь бросал взгляды в сторону дверей, за котороми остался малый зал. Ждать помощи было не от кого, да и можно ли помыслить, что внимание хилиарха не есть благо?? Мальчишка послушно потупил взор, увлекаемый мужчиной в свои покои.
Он встал еще до рассвета, приученный пробуждаться до господина. Голова тяжелая, словно набитая углем, тело измотано бессонной ночью, оно еще отзывалось ноющей болью, неохотно подчиняясь. Бесс собрался ровно в срок, когда охотничий рог уже трубил сбор. Одежда его теперь была проста и прочна, а конь под ним смирный и покладистый. Даже сокольничий, старик с черной пропастью беззубого рта, шедший рядом с ним, был добрым и предусмотрительным. Бесс молча слушал наставления, порой вяло кивая, каждый раз сжимая поводья и луку седла сильнее, опасаясь рухнуть с седла в одночасье, лишь только дрема возьмет свое. Не было нужды царю предупреждать, Бесс не разболтал бы и толики того, что ему довелось увидеть. Он кивнул, давая понять, что слова услышаны и поняты, смущенно потупив взор и пряча сонные глаза от взора Салара.

Река, раскинувшая свое русло перед ними текла медлительно, неся свои прозрачные воды через высокий порог и разливаясь синеющим рукавом на много стадиев вперед. Суета и ржание прочих лошадей заставляло коня под Бессом то и дело громко фыркать, мотать головой и водить ушами, словно конь готовился к галопу. Старик вовремя заметил волнение животного и перехватил под уздцы, одернув пару раз посильнее, показывая кто тут хозяин. Его беззубый рот зашептал что-то коню в острое ухо, конь фырчал в ответ, но успокаивался, должно быть ощутив знакомый запах человека. Фигура царя мельтешила на переднем крае, у самой кромки воды, конь под ним не секунды не стоял смирно, выказывая общее настроение и жажду воли и охоты. Обращение царя кололо сердце укором, Бесс нахмурил брови, подбирая слова, достойные самого Салара, гадая, что же заставило слуг искать его среди ночи. Желание господина для раба превыше всего, найти его по приказу царя обязаны были где угодно, привести в каком угодно состоянии, но любимый господин лишь сетовал на отсутствие раба. Бесс кусал губы, отчаянно вымаливая у Святого Огня еще толику разума и прощения, он отчаянно боялся смотреть куда-либо еще кроме своих рук.
-Вся жизнь и умение мое подвластно и посвящено лишь вам, мой господин. Подайте лишь знак- я сочту плиты мрамора у дверей вашей спальни перинами, набитыми пухом молодых лебедей.  - тихо ответил Бесс, все так же не поднимая взгляда. Щеки его пылали от стыда, как никогда душа его трепетала от смятения и горечи, мальчишка ожидал наказания сегодняшним же вечером. Жестока расправа над неверными своему господину, жизнь коротка у тех слуг, что забываются и не помнят той руки, что кормит и одаривает лаской и теплом. Выдохнув, Бесс пришпорил коня, чтобы оказаться ближе к царю, согнав дрему, наложник перехватил с руки сокольничего птицу, осторожно оглаживая ее перья кончиками пальцев.
Салар словно помолодел, сменив осанку на мальчишескую. Глаза царя засияли азартом охоты, румянец щек предательски выдавал возбуждение. Бесс улыбнулся, одарив господина пристальным и живым взглядом, дерзость тут была не помеха, у каждого сегодня своя охота. Клобук стянут, птица взмыла в воздух одним мощным взмахом крыльев, Бесс не смог скрыть восхищенного возгласа, когда маленькая точка в синеве вдруг стала резко снижаться. Ястреб заметил добычу.
- Мудры твои слова, повелитель. Охота сладка легкостью добычи, загнанной в камыши. Тем она и прекрасна и чиста, лишена предательства и обмана, что же до сражения на поле брани... Кто знает, откуда полководец получит удар. С тыла ли от предателей или же от туда, откуда он ждет. За нашими спинами нет врага во время охоты, тут есть только жертвы,- Бесс проследил за своей птицей до тех пор, пока та не скрылась в камышах и не смешалась с прочими. Черные ресницы скрывали за своей угольной тенью усталость взгляда, евнух держался на почтительном расстоянии, но так чтобы голос его можно было слышать. Тонка была грань между дерзостью в ответе и спором, умение разговаривать витиевато, вести беседу оттачивалось годами. Бесс лишь пробовал, улавливал настроение собеседника, подзадоривая его на спор, в котором он заранее сыграет роль проигравшего. Так победа царя в купе с отличной охотой станет еще краше. Сокольник призвал птицу назад, указывая рукой туда, где взметнулась стая уток.

Милостив Святой Огонь к таким нечестивцам, как Бесс. Царь улыбается на его остроумные речи и гнева не видно в мудром взгляде, значит грозы нет. Бесс ответил робкой, целомудренной улыбкой, полной тепла и желания служить и принадлежать столь терпеливому и милосердному господину. Охота продолжалась и суть ее стала проникать в сознание евнуха. Природа дикая и не прирученная, как дикий зверь, в любую минуту могла грозить опасностью. Знание этого щекотало нервы царским приближенным, воинам по сути своей, томившимся в стенах дворца, ожидающие соизволения великого Салара начать войну или оградить страну от разоряющих набегов иноземцев. Она пьянила густым красным вином и грудь ходила надорванным мехом, словно в кузнице у жаркого очага, Бесс окрыленный, что те белые лебеди, поспешил было в осоку и заводь за своим господином, но сухой окрик старика- птичника остановил его. Узловатая рука тянула за поводья коня Бесса прочь из воды, старик что-то бормотал себе под нос, сетуя на горячность молодых и неопытных сердец. Тут мальчишка услышал ржание, звук воды, плеск и крики телохранителей царя.
- хая"ти - успел лишь выдохнуть Бесс, спрыгивая с седла. В миг воды сделал ткань одежды тяжелой и не подъемной для тонкокостного мальчишки, но он упорно пробирался по пояс в воде, лишь бы увидеть Его живым. Спины телохранителей, слуг, сквозь плотную живую стену не пробраться, лошади ржут, грозя затоптать мощными копытами. Бесс шарахнулся от вороного, завалился в камыши, распарывая ладонь без перчатки тонкими стеблями осоки. Черные кудри волос намокли, склизкими тугими кольцами обвивая горло и плечи, мешая дышать, но Бесс хотел знать, видеть своими глазами, что там случилось. И откуда такая тишина в воздухе, будто и время не спешит вовсе, все замерли, так словно река побежала вспять.
Бесс подлез под брюхо кобылицы в серых яблоках, проворно двигаясь, словно в танце. О, видел бы его сейчас царь,как восхищался бы своим юным евнухом, не смел бы усомниться в храбрости и отваге, не уступающей мужской. Тут что-то с силой ударило мальчишку в грудь, словно обухом, перехватывая дыхание стальными обручами, Бесс тряпичной куклой, с которыми играют дети, отлетел в сторону, теряя от боли сознание, плюхаясь подобно жертве соколиной охоты, подранком в воду. Перед глазами все померкло, словно кто-то разом выключил свет во всем мире.
хая"ти - жизнь моя

Не минуты, лишь мгновения протекли и свет обрушился в глаза вновь. Бесс заходился в кашле, отплевывая воду и тину, ртом захватывал спасительный воздух и наполнял им хлюпающие легкие до отказа, желая жить. Его спаситель, кто-то из царских телохранителей, обтер лицо грубой тканью и хмыкнул, словно удивляясь живучести гаремного мальчишки, словно священные воды пробовали силу духа человека на зуб. Бесс хлюпал носом и считал крохи своего везения, бросая горячечный и полный отчаяния взгляд на царя- не хватило сил и духа, чтобы отблагодарить за спасение. Сердце переполнялось слезами любви и чистого доверия к Салару, клятва за клятвой быть верным и защищать неслись в голове. Бесс протянул дрожащую руку, чтобы ухватится за рукав господина, но слабость и новый приступ кашля помешали в задуманном.
Его занесли в походный шатер царя,  полагая, что милость Салара к наложнику не окончится так скоро и спаситель захочет увидеть Бесса ни раз. За толстыми вышитыми золотыми и синими нитями занавесями, отделяющими ложе царя от посторонних взоров, в темном углу на полу в овчине Бесс приходил в себя, прогоняя липкий ужас смерти от сознания. Его не знобило больше, выпитое вино согревало и дурманило разум, принося тяжелый сон, но одиночество пугало воспоминанием. Слуга принес баночку с мятным бальзамом от синяков, заботливо предугадывая желание евнуха смазать ушибы спасительным лекарством. - Что же я теперь? Как быть и чего опасаться?? Он спас меня по велению сердца или из жалости?? О, святые воды, лучше бы вы поглотили меня, лишая всякой способности видеть и знать, что любовь моя тщетна и без ответа. Как долго я смогу ждать тепла руки и ласки?? Священный огонь, наполни меня терпением и разумом,-Бесс застонал от бессилия, сворачиваясь в комок под шкурами, обхватывая себя руками и баюкая. Сон не шел, звуки охоты, еле слышные за толстыми стенами шатра и вовсе перестали доносится до ушей, все стихло и словно остановилось. Только редкие шорохи где-то неподалеку, да тихий шепот выдавал приготовления слуг к возвращению господина. Бесса более никто не тревожил, он же вымотанный своими мыслями и опасениями, заснул чутким сном, давая себе зарок проснуться через час или чуть более. Так оно и свершилось, разбуженный криками диких уток, наложник обнаружил, что сон подействовал на рассудок исцеляющие, тело же сковывала боль в грудной клетке. Малиновое полукружие синяка на груди не красило, Бесс придирчиво осмотрел себя заново, позвал слугу, чтобы тот помог ему с осмотром. Глаза после сна прояснились, но движения от боли стали скованны, танцевать Бесс не сможет пока не сойдет уродующее его тело синюшное пятно. Мятный бальзам снял отек, приятно холодя, но и только, поэтому Бесс проявил осторожность в одевании. Ему вернули его прежний наряд, без распоряжения царя пускать вновь на охоту евнуха никто не спешил. Он так и провел часы в ожидании, готовясь к возвращению своего господина. Сменил в лампах масло, долив в одну из каплю эфирного, чтобы благоухание в спальни усилилось. Взбил каждую подушку и устроил ложе так, как любил Салар, проверив каждую складочку на простынях, а после, когда солнце стало прятаться за горизонт и сумрак стремительно поглощать свет, напомнил слугам о теплой воде, которую должно поддерживать в нужной температуре до возвращения господина. Каким бы охотником и аскетом сейчас не стремился быть его господин, он прежде всего перс, тот, кто ставит чистоту тела превыше всего.  Проверив рукой температуру воды в медной ванне, убедившись, что огня прибавлять не надо, Бесс с тоской взглянул на выход, словно разгоняя обман зрения. Ему на миг почудилось, что властная рука раздвигает тяжелый полог и в шатер входит царь. Сердце остановилось на миг, Бесс вздохнул, стряхивая усталость ожидания с лица и вернулся в отведенное ему место, чтобы сидеть тихо, подобно тени, до прихода господина.

Звуки возвращающей охоты застали Бесса в полудреме, он вздрогнул, не понимая, где он находится и почему так затекла спина. Мысли судорожно путались, воспоминание один за другим выпроваживали видения, евнух потер щеки и уши, стремясь вернуть себе свежий не заспанный вид. - Провидение, точно дэвы сговорились и ополчились против меня. Заснул.- господин возвращался с охоты, как и положено уже за полночь, когда прохлада горного воздуха проникала в шатер и в силах разогнать ее мог лишь огонь. В прорехе шатра евнух увидел царя, окруженного своими верными телохранителям, на этот раз буквально носящего Салара на руках. Глубокая морщина пролегла между густых бровей хозяина, так словно царь боролся с внутренним гневом и не давал себе спуску. Этого Бесс не любил более всего, дождаться милости во гневе - абсурдная надежда. Но выходить было некуда, да и спать на холодной земле - не то, о чем мечтал наложник. Слова сокольников, смех и шутки, которые Бессу были чужды, словно он подсматривал по привычке за посторонней жизнью, силясь понять, о чем речь. Боевая слава каждого воина достойна громкой хвалы и не забыта, веселые истории перемежались с волшебными слухами с базарной площади, а вино разогревало фантазию наравне с телом. Столько и за год Бесс не услышал бы и не увидел бы. О, как царь был утомлен, но усталость эта была настоящей и с привкусом горечи утраты прежней молодости и ловкости, нежели та, что приходит во время пира. Бесс еще долго бы вслушивался в каждое слово, но вот царь встал и стремительной походкой направился к шатру, пришлось прятаться в тени занавеси, лишь бы не заметили и не прогнали.
- О, господин, позвольте мне остаться с Вами и помочь принять ванну. Теплая вода ключевых родников снимает усталость и прогоняет все тревоги и хворь. Вы спасли своему рабу сегодня жизнь, но я не в силах отплатить Вам тем же, однако не прогоняйте, умоляю. Не губите спасенное Вами,- Бесс лег к ногам господина, как золотистый песок бархана осыпается с легким звоном тысячи песчинок. Теплые ладони пленом обхватили ступни мужчины, не давая ступить шагу. Бесс рисковал всем, но разве жизнь имеет смысл, если ты живешь не для услады господина. Худенькие плечи чуть заметно дрогнули, Бесс боялся и одновременно желал овладеть своим страхом, желал показать, как мучительно сладко он любит своего царя. Ладони с слепым обожанием касаются тонких царских пальцев и губы целуют костяшки рук, пересчитывая их и запоминая вкус.
-Не прогоняйте, нет.. не надо - слова угасли, перешли в шепот, пока Бесс, словно щенок ластился в руке хозяина и ждал любой реакции, абсолютный гнев или дозволение послужить еще хотя бы немного. Он вынесет все, лишь бы стать чуть -чуть ближе.

Взгляд царя по прежнему был суров, между густых смолянисто- черных бровей пролегла морщина, а дыхание становилось все тяжелее, но отступать было некуда. Бесс опустил глаза, давая рассмотреть себя лучше, словно царь впервые увидел его. Истратив все свое самообладание, наложник заставил сердце успокоится, лишняя тревога ему сейчас ни к чему, а вот уверенности в голосе и движениях не хватало. Он требовал от себя большего, каждый раз помня, что царь достоин самого лучшего, неподдельно - чистого в чувствах, которые обязан был дарить каждый наложник. Пусть то лишь иллюзия для самого Бесса и слухи о бесполезности гаремных мальчиков давно прискучили жителям сераля, он корыстно растил в себе надежду, что вот он обязательно отыщет к сердцу царя тот самый заветный ключик. Это не было чем то большим, дальновидностью и заботой о своей судьбе Бесс не отличался от сотни таких же рабов, в сознании которых истерлась память о свободе, во всем полагавшихся на своих хозяев. Губы сами расплылись в скромной и чуткой улыбке, той самой, которую решено дарить лишь самым- самым, от которой невольно все млели, Бесс знал и он не промахнулся. Сердце царя оттаяло и гнев миновал, телохранители вышли, предоставив ему заботу о Великом. Что ж, годы наук и постижения хитростей соблазнения прошли не даром, евнух расправил плечи, лишь только услышав о дозволении остаться. На ночь ли или просто на вечер, но в его руках сейчас и время и его повелитель.
Он встал с колен ловко и быстро, диким котом, что учуял свою добычу. Немного задержавшись позади, Бесс дал возможность царю уединится и раздеться, уступая место слугам. Хотя он раздел бы Салара так, как того заслуживает только царь царей, расслабляя натруженное тело легкими прикосновениями теплых ладоней. Интерес мальчишки только начинал оживать, обнаженным своего господина он видел впервые за то время, что очутился в гареме, а сплетни девиц не передали бы всей мощи и красоты тела царя. Он оставался прежде всего воином, гибким и могучим, подобно степным львам, бренность возраста едва ли угадывалась в осторожности поз и движений, мимолетных и едва различимых. Бесс  поджал губу, борясь с ревностью к царицам, к наложницам и даже слугам, что хранили такой секрет от него. Как совершенен был его царь, что захватило дух от восхищения, он невольно выдохнул через рот, мечтая об одном- не показаться наглецом сейчас, остаться не замеченным и продолжить любоваться.  Слуги молчаливыми тенями покинули шатер, оставляя их наедине, давая возможность и наложнику исполнить свои обязанности. Бесс прошелся пальцами по бутылочкам с маслами, выбирая толику иланг- иланг и каплю кедра. Его тонкие пальцы ловко управлялись с бутылочками ладана, нероли, пачули, придирчиво выбирая составляющие той смеси, что принесет покой в сердце господина.
Погасив лампы, оставляя лишь пару, чтобы видеть ускользающие очертания и тени, Бесс подогрел медный сосуд со смесью масел на углях, проверяя пальцем температуру.
- Господин может звать меня, как угодно, мои уши и глаза созданы чтобы слышать и видеть только его знаки и речи,- он выждал не так много, надеясь, что царь не заметит этой оплошности. Воде положено проникнуть глубже, чтобы тело успело отдать все, что скопило за день, но Бесс хотелось побыстрее угодить. Густой пенистый скраб в ладонях быстро стал мылким, Бесс попросил Священный Огонь помочь ему  и осторожно коснулся плечей господина. Его учили чутко прислушиваться к напряженным мышцам, те могут быть скованы усталостью или болью, учили изловчится и обмыть все тело. Ладоши посильнее надавили на мышцы у шеи, Бесс слизнул капельку пота над верхней губой, вода была жаркой.  Много говорить не приказывали, хотя Бесс внимал каждому желанию и приказу и готов был рассказывать все, о чем попросят. Пока же его руки с особым старанием и тщательностью намыливали спину и плечи Салара, словно играя с той массой мышц, что скрывала под собой смуглая кожа. Бесс не запыхался, наоборот он тщательно следил за дыханием и положением своего тела, скрывая пристальный взгляд и волнение за опущенным ресницами. Он запустил руки в воду, дотягиваясь до спины и поясницы господина, проводя вдоль позвоночника пальцами, не позволяя себе спускать руки еще ниже. Порой его щека касалась головы царя и тогда невольный вздох благоговения вырывался из груди и щеки предательски наливались румянцем. Если бы Бесс мог ощущать возбуждение и знал бы, что это такое, то отнес бы свою реакцию к этому чувству.
-Слухи о вашей красоте и здоровье скудны, мой господин,- Бесс невольно замялся, спуская ладоши на грудь и живот, но справился с робостью и продолжил тщательно натирать кожу. Рукава и грудь у самого Бесс все вымокли и стали тяжелы от воды, но раздеваясь, наложник мог навлечь на себя гнев. Пока царь молчал и не желал большего, поэтому Бесс вопросительно замедлил движения пальцев у самого низа живота, касаться мужчины там ему не в первой, однако все делалось с дозволения и только. Словно танец оборвался в самом его пике и танцовщик неловко опустил сломанные руки, безвольно повисшие вдоль туловища. Бесс гладил и взбивал пену у пупка, размазывая все по бокам и ждал реакции мужчины.

Отредактировано Бесс (2012-04-22 12:04:24)

Мир не делился ни на какие части, он был цельным для Бесса и весь был подчинен одному- желанию любить и быть нужным для царя. Оно пришло не сразу, Бесс еще долго боролся с собой и гордостью, что хранила память крови, но постепенно он осознал причину сладкого томления в груди, когда легкие словно прожигает огнем насквозь и кончики пальцев пронизывает  тонкая игла. Он не представлял, не мыслил и не желал знать, что будет в конце, там, после смерти царя, в те дни, когда однажды горестные вести настигнут евнуха врасплох. Обрушится ли мир или свобода станет ему наградой? Бесс хмурил чернильные брови и умоляюще смотрел на царя, прося его хранить свою жизнь как можно дольше. Наследного принца Бесс сторонился и боялся, подобно Священному огню, как впрочем и остальных детей Салара, безжалостно отсекая всякие нити родства между ними и господином. Никто из них не принесет царю столько спокойствия и наслаждения, как Бесс, с уст которого не сорвется ни жалобы, ни упрека, ни даже просьбы. Он алчно будет смотреть на господина всегда, выискивая не взаимную любовь, но незаметные жесты дозволения коснуться или остаться. Он не расскажет никому тех тайн, что случайно подслушает ночами. На долгую минуту Бесс задумался, вопросы господина нуждались в красочных и правдивых ответах, но слухи на то и слухи, что верить им или пересказывать- глупость большая, чем лепет ребенка. Царь коснулся ладони евнуха, заставляя Бесса вздрогнуть от страха перед неведомо когда совершенной ошибкой. Выкрученное запястье- еще пол беды, но тот, кто привык управлять сталью в бою мог запросто сломать тонкие пальцы. Но Салару просто захотелось любоваться тем, что принадлежало ему.
- Так ли стоит доверять пустым сплетням, если есть глаза? Они смотрят на Вас и сердце мое сжимается перед страхом ослепнуть. Нет и не будет мужчины прекраснее в землях Персии - о том шепчет каждая из цариц, искушенных красотой и великолепием. Они видели многое, так станет ли женщина врать сопернице, хвастаясь и вызывая у той ревность??  - Бесс бросил короткий взгляд на руки господина, обученный следить за неуловимыми подсказками, что дает тело человека. От напряжения не осталось и следа, ладони царя расслаблены, значит Бесс мог продолжать, опускаясь ниже и касаясь самого сокровенного. Смущение данное природой давно вытравлено, а вот то утонченное и искусственное, в котором каждый наложник преуспевает по своему, тут не к месту. Единение столь хрупко, а раздражительность Салара так сильна, что любое притворство разом может все разрушить. Поэтому Бесс лишь восхищенно вздохнул, ни сколько не сомневаясь, что пальцы его не обманывают, бережно омывая естество господина, нежными и мягкими движениями лаская и дразня.
- нет и  не будет воина сильнее на полях сражения - летописцы не найдут в своих записях воспоминаний о позоре поражения, как бы не перечитывали свитки. Слухи о Непобедимом Саларе достигли чужих стран, укрепляя страх в сердцах врагов,-наложник огладил пах и бедро по прежнему бережно и нежно, словно самое ценное на земле и тут же приник к стопам. Прохладные губы едва заметно касались каждого пальца, сторонясь излишней ласки, язык собирал капли воды на лодыжках, разжигая искорки удовольствия.
- Сыновья ваши- лучше любой сплетни, они ли не доказательство той мужской силы, что не изменяет Вам никогда? Гарем переполнен слухом не о том, кого принесет молодая царица, а о том, на кого будет похож новорожденный мальчик,-пальцы втирают масла и благовония тщательно и нежно, разминая ступни и голени. Бесс делает небольшие паузы, давая покой и сладость вкуса от уходящей усталости. Он не перестает касаться порой щекой или губами пяток, согревая их своим дыханием.
- Господин спрашивает у оголодавшего раба - по нраву ли его угощение? Все ценно для меня, ведь это опыт, самое ценное, чем я могу владеть. У птицы красивый полет - она дала мне пищу фантазии, я придумаю новый танец, что будет радовать Вас, мой господин. - воспоминание о падении  отозвалось болью в грудной клетке, Бесс отчаянно жалел, что не смог совладать с собой и своими переживаниями, теперь сознавая, что ничего не смог бы сделать для спасения Салара. Его просто затоптали бы кони.
- Я не узнавал, мой сокольничий занят был обустройством на ночлег и птицами, но не голод меня пугает больше, а тот интерес, что вызвала у меня охота. Столь красивого зрелища я не увидел бы еще дольше, не наберись я храбрости и не выпорхнув бы из гарема. Так что  моя охота удалась на славу, мой господин,- Бесс достал теплое льняное полотнище, согретое на камнях и пропитанное запахами сушеных трав. Обернув ступни, он тщательно принялся обтирать их и то и дело украдкой ловить взгляд царя.
- Не молчать?? этим приказом наложника застали врасплох, Бесс знал тысячи сказок, приданий и слухов, но господин был столь искушен, что каждое из них - тлен бессмысленных звуков. Мальчишка изловчился, нашел подходящую минуту, чтобы отложить полотнище льна и снять с себя мокрую одежду, так скоро как только мог. На нем остались лишь шаровары.
- Возможно ли такое, мой господин, чтобы с небес падал лед?? И пески, травы и даже воды были усыпаны этим чудом?? Я услышал историю от одной из девушек гарема, что вспоминала свою родину, но разве Священный Огонь допустит падение льда с небес?? - Бесс вместо рассказов решился на отчаянный поступок, выпрашивая у царя беседы. Он и правда не знал и не представлял себе, что такое в природе возможно, но мучившие его сомнения были как нельзя кстати. Эта наука была тонка и все таки известна, ей не стоило учиться долго, но чтобы преуспеть - надо было тратить вечность. Давая господину возможность отвечать, Бесс с благоговением вслушивался в ответ, зная, что ничто так не потешит самолюбие, как уверенность в том, что ты знаешь большее, чем вопрошающий.

Отредактировано Бесс (2012-05-03 11:56:11)