Бросив взгляд на медленно плывущую в золотисто-оранжевом мареве вереницу верблюдов, Сахир откинул полотняный полог и нырнул в полумрак шатра, где его встретил хозяин каравана, больше похожий на высушенный на солнце труп, чем на живого человека. Растянувшись на низкой, обтянутой темно-синим шелком кушетке и подсунув круглую подушку под голову, караванщик лежал неподвижно, скрестив руки на груди и устремив немигающий взгляд на сидящую напротив невольницу. Девушка была почти нагой, весь наряд состоял из широкого, вышитого изумрудами и украшенного длинной золотистой бахромой пояса, который охватывал ее округлые бедра, да нескольких ниток морского жемчуга, прикрывавшего маленькую крепкую грудь.  Задержав взгляд на лице гостя, девушка взяла в руки джуру,  подкрутила колки и, коснувшись пальцами  струн, запела:
- Тот сад, что называют миром нашим,
Цветами убран, звездами украшен.

Что полон райской влагой твой родник,
Ты потому забыл, что к ней привык.

- Салам алейкум, уважаемый, - проговорил Хусейн ибн Рашид, поднимая лишенные ресниц веки, и шевельнул рукой, приглашая торговца сесть рядом.  Коротко поклонившись, Ахуджа опустился на ковер, подобрал под себя ноги и положил ладони на колени, почтительно ожидая, когда хозяин шатра первым начнет разговор.
- Я слышал, ты сын Нараяна Ахуджи, работорговца из Варанаси. Так ли это?
- Это так.
Караванщик помолчал, а затем приподнялся, опираясь на локти, и сказал, сверля собеседника пронзительным взглядом: «Я знал твоего отца. Он купил у меня рабыню, северянку – кожа у нее была белее молока, а волосы тонкие и легкие, словно китайский шелк. Твой отец дал мне за нее тысячу динаров… Он знал толк в женщинах».  Сахир слушал,  наблюдая краем глаза за невольницей, которая томно склонилась над джурой, продолжая напевать вполголоса.  Проследив за его взглядом, Хусейн усмехнулся.
- Ты едешь в Персию, верно?
Работорговец кивнул. Схватив со стола пиалу с чаем, караванщик жадно выпил и, откинувшись на подушку, некоторое время молча сжимал посуду в руке. «Отправляйся в Суфу, Сахир, - проговорил он чуть слышно, чиркнув обкусанным ногтем по краю пиалы. – Это великий город, да, великий… Я не видел города прекраснее. Но будь осторожен. Суфа  - продажная девка, что сурьмит брови и украшает свои руки браслетами: не успеешь оглянуться, как останешься с пустым кошельком».
-  Земля – не рай, но красота земная
Соизмерима с красотою рая.

Блистают стены сотнями узоров,
И это – радость для сердец и взоров.

- Благодарю тебя за совет, Хусейн-остад, - ответил Сахир, прижав ладонь к груди и опустив голову.  Поглядев ему за спину, караванщик хлопнул себя по колену и прикрикнул на рабыню, велев ей оставить занятия музыкой.
- Будь моим гостем, Сахир, - проговорил Хусейн, садясь на кушетке и провожая невольницу тяжелым взглядом. Не прошло и пяти минут, как в шатер проскользнули закутанные в покрывала рабыни с подносами в руках; в мгновение ока на столе появились блюда с пряным рисом, бараниной с бобами и зеленью, цыпленок с гранатовым соком, начиненный грецкими орехами и ароматными травами…  Омыв руки в чаше с розовой водой, которую подали рабы и стряхнув воду с кончиков пальцев, мужчины принялись за еду, запивая каждое блюдо великолепным фалернским. Вино было таким крепким, что Хусейн ибн Рашид приказал разбавить его медом. 
Невольница, которую хозяин шатра послал за рабами, скоро вернулась и снова взяла в руки джуру. Проведя тонким пальцем по вишневому грифу инструмента, она подняла свои полные неги глаза на охмелевшего хозяина и его гостя и, тронув струны, запела:
- Ты видишь - в рабство я обращена
любовью, и свое существованье
влачить в цепях любви, без обещанья
свободы, я навек осуждена.

среди руин обмана и разлук...
Ты видишь? Но тебя я уверяю,
что стоит большего источник мук.

Одним махом осушив наполненную до краев чашу, работорговец обратил потемневший взор на певицу, лицо которое осветила мечтательная улыбка. Взглянув на караванщика, Сахир увидел, что тот спит, выронив чашу и подложив ладонь под голову.  Поднявшись на ноги и бесшумно ступая, он вышел из шатра и, отойдя в сторону, закрыл горящее лицо руками.

- Взгляни на них, Неджмие… Это браслеты моей матери.
- Ты, верно, шутишь, Сахир! Посмотри-ка лучше, какие драгоценности прислал мне Кунал… Это – браслеты, - ответила девушка, выбирая из множества рассыпанных на столе украшений  пару ножных браслетов из золота с вставками из красной и голубой эмали. Она повернула браслет, позволяя ему хорошенько разглядеть рубины и алмазы, расцветающие среди причудливых переплетений стеблей и листьев, вырезанных искусной рукой мастера. Дотронувшись до одного из камней, мужчина как будто улыбнулся и, ласково убрав волосы с плеча Неджмие, поцеловал ее в шею.
- Придешь на свадьбу? – спросила она шепотом, прижимаясь к Сахиру спиной и водя красными от хны пальчиками по его руке. 
- Нет, Неджмие. Я не приду на твою свадьбу.

Убрав ладони от лица, Ахуджа оглянулся на шатер и негромко спросил: «Ты здесь?» От шатра отделилась высокая, закутанная в длинный черный плащ фигура и остановилась в двух шагах от работорговца.
- Пойдем, поглядим на наших соседей, - сказал Сахир, спускаясь вниз по холму и направляясь к разбитому на берегу маленького озера лагерю.  Караванщики сгрудились вокруг костра, передавая друг другу пиалы с горячей похлебкой и о чем-то негромко переговариваясь.  Выступив из темноты, работорговец  обратился к высокому торговцу, который склонился над котлом, помешивая ароматное варево: «Эй, уважаемый, чем так вкусно пахнет у вашего костра?»

Отредактировано Сахир Ахуджа (2011-08-26 17:30:17)

Работорговец молча ждет, пока ему предложат место у костра и миску горячей похлебки.  Купцы весело переглядываются, а может, это тени пляшут на их потемневших от песка и солнца лицах. Мужчина подходит ближе и протягивает руку, в которой тут же оказывается грубо сделанная деревянная миска, до самых краев наполненная ароматным варевом. Кивнув, он подносит свободную руку поочередно к груди, губам и глазам и садится рядом с невысоким худым торговцем, который надсадно кашляет и кутается в длинный плащ из верблюжьей шерсти. Опустив взгляд и зачерпнув немного мяса, Ахуджа начинает есть,  а разговор, прерванный его появлением, скоро возобновляется; купцы смеются, хлопают себя и соседей по колену, протягивают озябшие руки к огню.
Тонкогубый сириец усмехается в седые усы, подносит бурдюк ко рту и долго, жадно пьет.
- Так что же Аслан?
- Выслушав рассказ Малика, он позавидовал счастью друга и на следующий же день посватался к дочери кади. Но когда в брачную ночь он захотел разделить с ней ложе, она гневно отвергла его. «Не мешай мне спать, иди к своей первой жене. Я не хочу быть пятым колесом в телеге. Или я, или она», - сказала  Айша и позвала служанок, которые оставались с ней до тех пор, пока не взошло солнце. Опечаленный, Аслан отправился к другой своей жене. «Тебе нет здесь места, - в ярости выкрикнула та. - Если ты взял себе вторую жену, а я тебе уже не мила, ну так и иди к ней!»
Джемшид довольно потирает руки и наклоняется вперед, щуря подслеповатые глаза.
- Изгнанный из собственного дома, он отправился искать приюта в ближайшем храме. Собираясь совершить молитву, Аслан припал к стопам бога, как вдруг услыхал какой-то шум. Обернувшись, он увидел своего старого приятеля, Малика, и обратился к нему с вопросом: «Зачем ты пришел сюда в такой час, о Малик?» «Мои жены выгнали меня…» - ответил тот. «Как же так! - вскричал Аслан. – Ведь ты говорил мне, как это прекрасно – иметь двух жен!»
Сахир  забирает у соседа бурдюк и делает глоток.
- «Я чувствовал себя таким одиноким в этом храме и хотел, чтобы рядом со мной был друг», - ответил ему Малик.
Голос рассказчика тонет в громогласном хохоте, а старый Итхут  между тем посматривает на гостя: работорговец смеется, он и думать забыл о высокой торговке, а та уже снимает котел с огня и подзывает рабов, чтобы отнесли его в шатер.