Она бежит по узким городским улочкам – запыхавшаяся, да еще и с утащенным фруктом, который схватила с прилавка одного из торговцев фруктами, пробегая мимо рынка. Конечно, можно было бы обойти это местечко через целое переплетение узких улочек, только вот зачем? На рынке можно потолкаться, посмотреть всякие там интересности, есть, опять же, местечко, где она оказывается гораздо чаще, чем хотелось бы, рынок рабов, а там сидит кто-то вроде управляющего, постоянно следящего за иноземными рабами, за теми, кто вечно здесь торчит. Этот дедушка хорошо ее знает и позволяет крутиться девчонке у себя под ногами, развлекаясь самыми разными способами – дразня других рабынь и всего такого. И апельсинами кормил еще, да!
Но сейчас ей нужно не к дедушке, а к госпоже Мэрмэр, к коей ее отправила хозяйка. Длинная рубаха из неотбеленного холста с плохо отделанными краями, подпоясанное широкой полоской ткани, она колышится и грозит вот-вот задраться, если она и дальше будет так спешить.
Но вот у лавки рыжая тормозит и пытается пригладить волосы. Ей туда зайти? Можно ли? Или нет? Много разговоров про госпожу Мэрмэр ходит, и Ноушка ее заранее боится, сильно-сильно.
-Госпожа Мэрмэр? – кучерявая голова наконец-то всовывается в лавку.

Бегать к госпоже Мэрмэр, это настоящее удовольствие, и за эту возможность между прислугой шла настоящая борьба! А вот сегодня ей повезло, рыженькой иноземке, которую в общем-то не долюбливали. И это такая радость, такая радость! Во-первых, если утром пошлют, то можно потом гулять долго-долго, никто ведь не знает, сколько тебе там держали! Замечательно, восхитительно, чудесно! Можно даже к реке сбегать, или в чей-нибудь сад забраться! Хотя нет, ей-то вечером надо на кухне помогать: свиней накормить, кувшины медные почистить, с ужином помочь, а завтра она весь день свиней пасти будет, и, значит, надо встать очень-очень рано, что бы дойти до пастбища, когда солнце войдет в зенит. Однако, сам факт того, что она сейчас гуляет, а не делами занимается, ну очень, очень приятный!
Пери ее еще не называли, и щечки девушки заливаются ярко-ярко алым. Ноуша завидовала тем девушкам, что видела здесь: красивые такие! Черноволосые, с густыми длинными волосами, с огромными глазищами, со смуглой нежной кожей… вот они настоящие пери, настоящие красавицы, а она совсем-совсем нет. Так что столь изысканный комплимент, он радует рыжую, ей-ей!
-Госпожа Мэрмэр – девушка неловко кланяется: - меня моя госпожа послала, моя госпожа Азирхат, из Персикового дома у реки, она сказала, что вы знаете, что она просила у вас… и она просила поклониться вам, говорит, что тот браслет, что она брала в прошлый раз, что это помогло, что понесла старшая ее, наконец-то – слова вырываются слишком быстро, девушка то и дело замолкает, облизывает губы… слов слишком много, и все они так спешат вырваться! - я пришла товар забрать, госпоже отнести! - она вертит головой, рассматривая товары, но умудряется упустить чрезвычайно важный момент, и когда об ее ноги начинает тереться огромная кошка, девчонка ойкает, отскакиваяю

-Передам, госпожа, разумеется, передам – она начинает отвешивать поклоны, а на губах – довольная улыбка, и перед глазами этот волшебный шарик. Красивый какой! У нее уже есть несколько, деревянных бусинок, вплетенных в толстые косички, и еще одна небесно-голубая, которую девушка как-то нашла на улице. Но как можно использовать этот шарик? Уличные мальчишки играют с этими шариками, в какую-то диковинную игру, но Ноуша, хоть и с удовольствием и поиграла бы с ними, слишком уже взрослая, ей бы жениха искать, хорошего, доброго, среди хозяйских слуг, так что ей совсем не до глупостей. Бусинка остается в ее ладошках, хотя она и не прекращает прикидывать, как бы ее в волосы-то вплести? Она опускается на гладкий, прохладный пол, и поджимает под себя ноги – вдруг госпожа увидит, какие черные у нее ножки, да разозлиться? Не дело это, грязюку в лавку тащить!
-Третий день празднуют, травник сказал, совсем тяжелая, двумя сразу, и младшей мужа нашли, достойного купца, только не ладит совсем она с женушкой старшего брата своего, как не встретятся, языками сцепятся, и беда-беда, ей-ей! Плохо все! – Ноуша простодушно болтает, приободренная подобной снисходительностью госпожи, совершенно не думая, что это вроде как не темы для обсуждений. Кот же продолжает крутиться рядом – а она то и дело коситься на огромный серый комок, а вот гладить боится.

-Он приправами торгует редкими, я точно не знаю, разве ж мне кто что скажет – она громко шмыгает носом, правда, очень сильно преувеличив ситуацию, ну, она ведь любопытная, словно котенок, и знает много больше, чем говорит, старается везде залезть, ибо живет здесь больше года (очень большой срок в неполные семнадцать  - или сколько ей там? – ее пока что нигде дольше не держали), и чувствует себя… чувствует себя как дома, чувствует себя почти счастливой – а семья хорошая, привезли подарки богатые, мне даже браслетик подарили, красивый-красивый, а про приданное не знаю, совсем, и маленьких пока нет, разве ж это быстро делается? Они обе сейчас тяжелые ходют, старшая-то злая, вроде как стыдно ей, что так припозднилась.
Темная рубаха теперь покрыта длинной светлой шерстью – кот то и дело трется об ноги девушки, о ее спину, и девушка пытается шерсть с себя как-то сбросить, больно уж это выглядит некрасиво. Правда, все равно сторонится – недобрая он какой-то, этот Ман Уль.
-Не знаю госпожа, но все берут, все нахваливают, говорят, вкуснее ничегошеньки не пробовали! – никто так не говорит, но на всякий-то случай и приврать можно. В руках Ноуша теребит кошелек, принесенный для госпожи.