Нынешний день можно было назвать неудачным: девушки одна за другой выходили на помост, а Сахир так и не нашел то, что ему было нужно. Торговец из кожи вон лез, заставляя молодых красивых рабынь раздеваться перед покупателями – те смущались, краснели, но после очередного угрожающего окрика послушно снимали кафтан и шальвары, демонстрируя свои прелести собравшимся около помоста мужчинам.
Раб отдернул цветастую занавеску, и еще одна невольница поднялась на возвышение. Бледная, с исхудавшим лицом и запавшими глазами, в которых едва теплилась жизнь, она медленно прошла на середину помоста да так и застыла, опустив голову и вытянув вдоль тела тонкие руки. Спутанные светлые волосы скрыли ее лицо и торгующиеся недовольно зашумели: девушка была так слаба, что никто не желал брать ее. Работорговец заскрипел зубами от злости: когда девушку привели к нему, ее белокурые волосы и лазоревые глаза привели его в восторг. Новый хозяин не скупился на лучшие кушанья для нее, собираясь выгодно продать  на рынке в Суфе. Но рабыня почти не притрагивалась к пище, и румянец скоро покинул ее свежее, почти детское личико, а глаза и косы потускнели. И теперь Абу Салем надеялся вернуть хотя бы те пятьдесят динаров, которые заплатил за нее. Наконец какой-то крестьянин  сжалился над полумертвой рабыней и ее хозяином и предложил за девушку сорок динаров. Мысленно посетовав на жестокость судьбы, работорговец согласился, и они ударили по рукам.
Следующей на помост вышла невысокая юная сирийка в бело-голубом кафтане, ее длинные черные волосы были распущены, изящно обрамляя прелестное смуглое личико. Огромные темные глаза были искусно подведены синей краской, чтобы еще больше подчеркнуть их глубину и выразительность, а пухлый рот сложился в робкую улыбку, когда торговец велел девушке снять одежду. Ее пальцы принялись медленно расстегивать перламутровые пуговки кафтана… отвернувшись, она повела плечами, позволяя ткани сползти на пол, постепенно открывая спину, ягодицы и длинные стройные ноги. По толпе прокатился вздох восхищения. Наконец она повернулась, демонстрируя небольшие округлые груди, и опустила ресницы, продолжая застенчиво улыбаться.
- Итак, друзья мои, перед вами драгоценная жемчужина… девственница, никогда не знавшая мужчины!
Его слова прервал чей-то громкий смех: «Эй, Абу Салем, располагаешь ли ты доказательствами ее невинности?»
- Располагаю! – крикнул работорговец, сжимая кулаки. – Клянусь семью джиннами, что девушка чиста, как в день своего рождения!
Встав в первых рядах, Сахир не отводил от невольницы пристального взгляда. Абу Салем слыл честным человеком, но окажись его слова ложью, он не стал бы возвращать товар и требовать возмещения убытков. Почувствовав, что ее рассматривают, сирийка подняла на мужчину томный взгляд… Девственница она или нет, ее, несомненно, хорошо обучили.
- Две тысячи пятьсот динаров!
- Три тысячи!
- Даю пять!
- Семь, семь тысяч!
- Семь тысяч динаров за такую красавицу! Кто даст больше? Семь тысяч! Ну же, друзья мои, встряхните свои кошельки! Посмотрите на нее, посмотрите! Семь тысяч динаров!
- Восемь тысяч, - забрав у Максуда туго перевязанный кошелек, Сахир швырнул его ошалевшему от радости работорговцу. – Пересчитай.
Подождав, пока торговец спрячет деньги, Ахуджа вновь посмотрел на девушку. Она успела набросить на плечи кафтан и теперь стояла, с легким испугом глядя на огромного черного человека, идущего к ней по помосту. Закутав девушку в чадру, Максуд подхватил ее на руки и снес свою ношу по ступенькам вниз.
- Спасибо, спасибо, благородный господин!
Отвернувшись, Сахир пошел вперед, но скоро принужден был остановиться: ему навстречу двое охранников волокли под руки молодого мужчину с разбитым в кровь лицом. Хозяин, немолодой купец с седой окладистой бородой, кричал, показывая пальцем на длинную вереницу рабов – в основном, здесь были пленные северяне, высокие и крепкие мужчины, которых так ценили владельцы рудников.
Охранники поставили его в самом конце бесконечного ряда, и Сахир увидел, как в руке одного из них – того, что справа, - блеснул нож. Юноша вскинул голову, и работорговец прищурился: что-то в облике молодого человека показалось ему знакомым.
- Подумать только, какое несчастье! Старый Фарид совсем лишился рассудка… Сначала жена, а теперь и сын! Игра в кости до добра не доведет…
- Фарид Бахтияр, - недоверчиво произнес Сахир и подошел к торговцу.
- Салам алейкум, уважаемый, - приветствовал его купец,  обводя широким жестом выстроившихся неподалеку рабов. – Отличный товар, мужчины рослые, здоровые, сам посмотри…
Однако внимание работорговца было обращено на высокого молодого перса, который стоял позади всех и мрачно сплевывал кровь из рассеченной губы. Проследив его взгляд, купец громко вздохнул: «Этот раб с изъяном, мой господин. Он дик и необуздан и бросается на людей. Клянусь огнем, его следовало бы продать на галеры!»

Выслушав речь раба, Ахуджа испытал мрачное удовлетворение от того, что его первое впечатление оказалось верным: юноша, стоявший перед ним, был сыном Фарида Бахтияра. Двое охранников повисли у него на плечах, а третий с силой ударил его кулаком в солнечное сплетение. Пленник закашлялся, сгибаясь пополам и хватая разбитым ртом горячий пыльный воздух. Словно не замечая сыпавшихся на него ударов, Самир с упорством быка бросался на защиту отца, а в глазах его горела такая ненависть, что купец поспешил отвернуться.
- И что прикажете с ним делать? – спросил Мустафа, разводя руками. – Старый-то Фарид  проигрался вчистую… Жалованье, говорят, взял за полгода вперед, рабов своих продал, жена ему стряпала. Сын, как я слышал, у лавочника одного работал, да вот видишь, чем дело-то кончилось…
- Бросил Бахтияр службу, - продолжил тот, значительно понизив голос. – Видели его у Западных ворот, а тамошний народец ушлый... Денежки спустил, а чем долг отдавать? Ну и продал, говорят, жену.
Долгое время Сахир слушал молча: подобные истории вовсе не были ему в диковинку. И правы были греки, говоря, что когда боги хотят наказать человека, они лишают его разума.
Поведав ему историю Самира, купец снял с головы чалму и отер рукавом лоб.
- Это вы его... – зашипел перс, силясь вырваться из рук охранников. Покраснев от гнева, хозяин махнул рукой, и державший юношу справа подсек ему ноги. Самир повалился лицом вниз, но упасть до конца ему не дали: охранники сноровисто подхватили его под руки и поставили на колени; каждый двумя руками заламывал руку невольника за спину, а ногой упирался ему в сгиб колена.
- Нет у меня ни сил, ни терпения! – воскликнул купец; его круглое полное лицо налилось кровью, а толстые складки на необъятной шее возмущенно заколыхались. Сахир ободряюще положил руку ему на плечо: «Сколько ты хочешь за него, ага?» Торговец был удивлен и потому медлил с ответом.
- Так ты назначил за него цену или нет?
Раб опять захрипел, и Мустафа сурово поджал губы.
- Семьдесят динаров. Этот раб молод и силен и отец многому его научил… - начал купец и осекся, увидев, что покупатель снял с пояса кошель и принялся отсчитывать монеты.
- Как твое имя? – спросил работорговец, обращаясь к Самиру.