пыль... вездесущая, всепроникающая, мелкая жёлтая пыль оседает на пол, лавки, вещи... чёрная статуэтка танцующей богини равнодушно взирает на бледные лепестки, застывшие в жертвенной чаше... и от умирающих в тёплой воде цветов тянет болотным смрадом... спать... спать...

Перкосрака Пофисталовна сегодня поднялась ни свет, ни заря, повязала платочек беленький в красный горошек, взяла кузовок поболе да пошла из дому ещё затемно. Сегодня у неё намечались гости: намедни навий с соседнего болота, ещё в войну затонувший Дитрих Хайнце грозился быть с дальним родичем из неведомой Перкосраке Пофисталовне Индии. Вся в предвкушении послушать рассказы о крае далёком и сказочном, Перкосрака Пофисталовна весь давешний день прибиралась в своём омуте, разогнала всех "проходимцев" на пять километров в радиусе, отрядила Анчутку Беспятого к куму Онуфрию Пафнутьевичу за свежими ершами да подлещиками. Однако для гостей дорогих собиралась Перкосрака Пофисталовна приготовить самое изысканное блюдо - жабьи пузички со строчками тушёные да лапки жабьи же зажаристые с мочёными груздями. Под домашнюю водочку оно дюже знатно пойдёт.
"Не забыл бы Анчутка, чёрт беспятый, куму-то поклониться, чтоб был непременно", - сокрушалась дорогой Перкосрака Пофисталовна, смахивая с узкого рыльца первую вешнюю паутину, изузоренную серебристыми каплями росы. - "Какой же вечер без кума-то? Инда пить горазд, почтенный Онуфрий Пафнутьевич, ну да Бог с ним, зато водяной хороший, завсегда в присушливое лето водицы отведёт, ни в рыбке, ни в раках не откажет. И плотину бобры его завсегда поправляют добротно, по совести".
Кикимора остановилась у старого знака, невесть зачем навешенного над ямами, почитала. Заглянула в ямы - сидели звери, глядели жадно да голодно.
- Ишь, болезные... - будучи женщиной жалостливой к убогим и сирым, старая кикимора кинула в каждую яму по жабе. Она-то ещё наберёт. "Надыть потом наведаться, с Дитрихом-то... Он мущщина дюжий, поди вытягнет, звериков-то... А так они помрут, покель дождуться, когда кто перепрокинется...."
- Здорово, мать! - глухо рявкнуло сверху.
Увидев прямо перед собой непонятную тварь цыплячьего окраса, Перкосрака Пофисталовна нервно взвизгнула и по обыкновению прикинулась ветошью. Только круглые кошачьи глаза рассматривали неведомое существо настороженно и недобро, пока взгляд не упёрся в знакомый до отвращения противогаз. Кикимора перекинулась обратно, повела носом и навострила козлячьи уши:
- И тебе здравствовать, милок, - Перкосрака Пофисталовна подскочила поближе, пощупала комбинезон когтистой ручкой. "Добротное сукно какое, однако... Вольно поди, по болоту-то в нём ходить, не рвётся, не вытрется... Вот бы мне в хозяйство такой!" Она отбежала, мелко перебирая птичьими лапками, отловила парочку жаб, которые решили воспользоваться тем, что кикимора оставила их без присмотра и попытались избежать почётной смерти на разделочном столе. - Подскажу, конечно, отчего не подсказать? Это тебе, милок, надоть к северу идтить, всё к северу, к северу, вот лесочком напрямки можно... Ежли Акакий Феоктистович уже принял, то дойдёшь... Акакий Феоктистович, он завсегда с утра принимает. А ежли он к Автандилу Ипполитовичу заглянул, то и подавно дойдёшь, они раньше закату не разойдутся. Они тогда ближе к полуночи расходятся. Бывалоча, так разойдутся, что и не угомонишь! А ты сам, милок, откелева будешь? Ваши-то, в таких вот одёжках, вчерась в полдень с заводу съехали... Заблудился, что ль?

Отредактировано Ксения (2012-01-16 15:43:26)