На рассказ о поездках в шахты, мужчина только покивал, зная по опыту о том, что в сами каменные чертоги холеная госпожа все-таки не спускалась. Да и его не пустили глубже верхнего штрека, самого бедного на ценную породу... Но впечатлений о беспросветных глубине, отчаянии и тяжелом воздухе, ему хватило. Его сердце никак не соглашалось принимать традиции купцов, воинов и царей менять камни человеческой жизнью, поэтому он твердо возразил:
  - Камни даже с историей всего лишь камни... О каких лопатах толкует госпожа? - он артистично распахнул полы синего кафтана, - Нет у меня лопат... И признаюсь, в сказки я верю, но лишь потому, что сказки верят в меня... Когда они стучатся в мой дом, а я не умею отказать...
  Джиуджи улыбнулся, когда серьезная и самостоятельная кошка незаметно для самой себя превратилась в несмышленого котенка, жадного до ласки, как до еды. Акробатический этюд — и уже будто не было ее рядом, только ощущение тепла на кончиках пальцев.
  - Мне очень интересно... - разве можно было отказаться от такого представления. Джиуджи очень хотелось узнать и полюбить Суфу заново. Он знал, что именно такие детали и рождают любовь. - Я попал в кошачье царство, а вы  его царица, ведь так? - озвучил он тревожившие ее мысли. Произнесенные под палящим солнцем слова вдруг обернулись тем, чем были на самом деле выдумкой, сказкой для ребенка.
  Джиуджи аль-Суфи отложил в сторону кальян, немного отодвинулся от дастархана. Количество пушистых, тощих как палки, ободранных, мышастых или коричневых оттенков хвостов увеличилось в разы. Служанки засуетились с угощением для соседских, а скорее всего просто уличных попрошаек. Кошки же гуляют сами по себе. Кому как ни госпоже Машхади их понимать лучше всего. Джиуджи невольно подумал о том, каково бы пришлось собаке, попади она в такую компанию... Я, как ворон, который должен с голубями клевать зерно... пришла ему неожиданно на ум строка из собственного стихотворения. Давнего, юношеского, наивного. Кого я в ту пору считал вороном? Не себя ли? Года прошли, и никого похожего не встретил. Пожалуй, и госпожа Машхади походит на ворона лишь из-за черных одежд. Как разглядеть то, что в душе человека... Ах да, у женщины, как у животного нет души... Путешественник, которого не раз называли ученым, с суеверным трепетом понял, что в этом доме, вернее, в этом дворе он единственный обладатель души. В горле встал комок. Я слишком много думаю.
  - Да, мне любопытно... Сколько их? Или не сосчитать, словно песка в пустыне?

- Вам попадались видно добрые сказки... Сказка , в которой живу я, вряд ли кончится хорошо - и взгляд нехороший, будто у статуи, вырезанной из кости, или тех мраморных изваяний, что он видал на побережье Эгейского моря.
  - Хороша ли плоха...  Главное знать, что это сказка... Тогда она не сможет шагнуть в жизнь... - пробормотал Джиуджи, одергивая и закатывая рукава кафтана, чтобы не мешали. Новизна нарядов видимо была столько очевидна, что госпожа Машхади не могла не обратить на них свое внимание. Нет, его служанкам не приходится стирать и штопать его одежду, но привычка заботится о наряде, будто тот у него единственный — дар прошлого — подсознательно напоминала о себе. Он взял тазик, невольно принюхиваясь к аромату из-под крышки. Чем не царское пиршество... Да любой богач позавидует этим хвостатым тварям, принимающим пищу под кровом госпожи Машхади, а значит, и мне тоже...
  Вопрос о гладкости или пушистости хвостов тут не поднимался. В ряды поклонников владелицы ювелирной лавки принимались все. Наверное, нравы тут, как в армии — новички жмутся у стенок, а свои, увенчанные лаврами ласки и украшенные боевыми шрамами, теснятся вокруг полкового котла. Шутка-правда о кошачьей месте заставили Джиуджи вежливо улыбнуться, ведь эти слова вызывали улыбку в сумрачных глазах женщины.
  Богиня... Последовавшие слова поразили мужчину своей обстоятельностью. Отчет управляющего усадьбой Аль-Зумрунди новому владельцу уступал на порядок в точности и деталях. Но больше Джиуджи не увлекался размышлениями. Он внимательно смотрел на разворачивающееся представление, ожидая в свою очередь знака от госпожи Машхади. Быть съеденным из-за собственной поспешности ему не хотелось.
  - Ааам...
  Точно и в самом деле богиня кошек, успел-таки подумать Джиуджи опуская на землю миску. Руки слегка дрожали, но мужские руки крепки, даже держать им приходится чаще калам, чем саблю. Про то, сколько перебывало поводьев в его руках, Джиуджи аль-Суфи никогда не задумывался.
  То, как женщину слушались хвостатые твари, было достойно восхищения. Мужчина и не скрывал его.
  Серо-пятнистое шерстистое одеяло покрыло землю и миски. Двор превратился в живое движущееся, урчащее, шипящее полотно. Уши, хвосты, головы, лапы — все смешалось на внутреннем дворе ювелирной лавки. Джиуджи мысленно похвалил себя за догадливость. Он поставил миску, открыл крышку и тут же отошел, чуть ли не за спину женщины, благо рост той позволял ему укрыться.
  - Любите расширять горизонты?
  Джиуджи, успевший обвыкнуться рядом с хозяйкой дома, мягко рассмеялся:
  - Кого вы об этом спрашиваете, почтенная госпожа? Человека, которому каменная пустыня привычнее каменного города? Конечно, я составлю вам компанию, - повторил он вольную формулировку и снова окинул взглядом кошачье царство.

- Откуда вы знаете, что я думаю, почтенная госпожа… - Джиуджи не сдержал усмешки. Госпожа Машхади принимала его за несмышленого, а вернее, порывистого мальчишку. Обычно в нем, наоборот, хотели видеть много пережившего и еще больше повидавшего мудреца, способного и развлечь, и просветить… Легкомысленные же ответы чаще всего принимали за утонченный юмор. Она же с первого взгляда поняла, что ему далеко до постижения мудрости. Джуиджи аль-Суфи спокойно вздохнул, позволив считать себя искренним и наивным ребенком, надеясь, что заблуждение торговки не перейдет в иную крайность.
  Закружится голова? – Джиуджи недоуменно проследил за мягким манящим движением ее руки, искрящимися камнями перстней. И он, будто загипнотизированный, покинул покрытую живым ковром из кошачьих спин часть двора. Мужчина с нескрываемым восторгом посмотрел на замаскированную лесенку. Вот ведь не знают воришки. задрав голову, он внимательно посмотрел вверх.
  - Что вы задумали, госпожа Машхади? Будете высматривать, не приближается караван с серебряных рудников? Или вы там разводите голубей? А голубятня - чушь, внизу столько кошек, – первые мысли путешественника все равно были как раз о пернатых почтальонах. Хотя к чему они были бы торговке? Держать тайную связь с торговыми компаньонами? Или почтенная ханум...
  Дальнейшие слова женщины лишь медленно подогревали его интерес, любопытство, так, что она даже не обратил внимания на формы и размер ее босых ступней…
  Какие силы заставили хозяйку дома поделиться своими тайнами с первым встречным? Джиуджи на опыте знал, что иногда звезды расположены пошутить. Может, они и внушили ей доверие… Только уж тайны-то настоящие… Взбираться по стене просто так, следуя за женщиной, ему не доводилось. Никогда я не мечтал завербоваться в ассасины, а вот госпожа Машхади… Для ассасинов большое упущение, что они не принимают женщин. Разве кто-нибудь бы смог разглядеть такую ловкость в степенной владелице ювелирной лавки? Только прознав, что она кошачья богиня, можно ничему не удивляться. Вот Джиуджи и не удивлялся. Он старался не ударить лицом в грязь, а вернее,  своим телом в землю на дворе дома госпожи Машхади. Сорваться и разбиться – большого ума в тот не требовалось, поэтому он внимательно следил за тем, чтобы обутые в сапоги из тонкой кожи ноги ступали куда следовало, одновременно он слегка подтягивался на шнуре. Привычки в таких подъемах у него не было, а вот женщина взобралась на кровлю дозорной башки, словно черная кошка на дерево, быстро и ловко.
  Во время подъема Джиуджи по сторонам не смотрел, поэтому ступив на пологую крышу. первым делом начал озираться. За десять лет странствий он побывал в разных городах, но с высоты птичьего полета видел немногие. В каждом чужеземце прежде всего видят лазутчика, поэтому башни в крепостях были для него закрыты. Но от жителей городов он слышал, что те напоминают, что разломленный красный зернистых гранат, то окаймленную голубым шелком моря жемчужину… А Суфа… Сверху Суфа будто сливалась с желто-персиковой каменной пустыней вокруг города. Казалось, убери с улиц и площадей людей, и перелетные птицы пролетят мимо, не найдя среди каменного города ни еды, ни воды. Почти на самом краю, придерживая ладонями края вышитого синего кафтана, Джиуджи упивался открытой ему тайной жизнью ближайших домов. Может быть, из-за цвета одежды он чувствовал себя частью суфийского неба, что бесстрастно взирает на людей… У него не было слов, чтобы выразить переполняющие его чувства, да и в самих чувствах он не мог разобраться. Только прислушивался к бешено бьющемуся сердце и пытался восстановить дыхание. Он словно оказался высоко в горах, ему не хватало воздуха. Даже тайны госпожи Машхади, ее подзорная труба и записи… проблемы, о которых говорила женщина, показались ему второстепенными.
  - Благодарю вас, мудрая Машхади-ханум… Вы устроили отличный сквозняк в моем сердце, чтобы освободить его от праха любви к умершему человеку. Я всего лишь вчера прибыл в Суфу, душа моя была преисполнена тоски и отчаяния… Вы исцелили меня. – он коснулся ладонью губ, ощутил едва затянувшуюся ранку, поклонился, поднеся ладонь ко лбу.